Конец избиению не протрезвевших и пытающихся разбегаться вояк положили две белооперенные стрелы, вонзившиеся двум последним оставшимся на ногах насильникам в головы и пробившие их черепа словно бумагу.
— Гаденыши, — с чувством сказала Шаэла, оказавшаяся от одного из них буквально на расстоянии вытянутой руки. — Зачем, скажите на милость, было забрызгивать меня его мозгами?! Платье теперь точно испорчено.
— Оно и так словно на бойне вместо тряпки использовалась, — начал было отвечать ей предводитель охраны, но поперхнулся, увидев пристально нацеленный на него взгляд персоны, голыми руками способной вырвать кому-нибудь сердце. А уж после того как он понял, что она умудрилась остаться вполне чистой несмотря на учиненную ей резню, если не считать тех самых злополучных пятен, то и вовсе предпочел сделать пару шагов назад и наложить на тетиву новую стрелу.
— Куда, возлюби вас драконы, демоны и шелудивые гоблинские шаманы разом, вы подевались?! — уже приведенная в чувство целителем и поднимающаяся с земли Селес едва только не плевалась ядом, впав в органичное сочетание женской истерики и бешенства. — Меня чуть не убили той гранатой!
— Волки, — жалобно пролепетал самый молодой из эльфов, видно еще не успевший освоить великую армейскую мудрость, что когда начальство гневается, внимания его лучше не привлекать во избежание проблем со службой. И не так уж и важно, кто на самом деле виноват, если козел отпущения уже будет назначен.
— Оборотни? — подозрительно осведомилась Селес. — Или мутанты, изменившиеся под влиянием Хаоса? Но их бы должны были почуять завербованные охотники на чудовищ, охраняющие границы лагеря! Мы же от него буквально в двух шагах!
— Да нет, обычные, — принялся оправдываться горе-телохранитель. — Два матерых и четыре детеныша. Мы им по логову прошли и провалились…
— Мда, теперь я понимаю, почему Тени иногда выполняют очень специфические заказы, — прошипела девушка, которую чуть не убили и собирались изнасиловать. — Воистину свой идиот опаснее, чем чужой шпион, пробравшийся вглубь клана. Шаэла! Ты… ты принята на работу!
Безуспешно пытающаяся оттереть ошметки мозговой ткани от платья, шпионка угрюмо кивнула и дополнила свое решение звенящим от омерзения и злости голоском:
— Да, моя госпожа.
В этот момент разум Шаэлы был больше занят размышлениями о том почему одна из подвесок украшавших ее платье (бывшая на самом деле амулетом контроля животных) сработала совсем не так как предполагал его давно уже почивший создатель или теперешняя владелица. Так что ответ на решение работодателя был произнесен на полном автомате. Что впрочем не помешало будущей императрице величественно кивнуть и озвучить свой первый приказ:
— А теперь в лагерь и мыться.
Где-то в просторах южно-китайского моря…
Влажный метроном падающих капель, серые щупальца порохового дыма, затянувшие внутренности трюмного помещения покачивающейся на мертвой зыби лайбы. Шелест волн и крики кружащихся где-то там в вышине под лучами ненавистного солнца чаек…
Все это лишь аккомпанемент тишине. Мертвой тишине… той самой что наступает внезапно подобно выстрелу и длится бесконечность за бесконечностью… А все эти звуки проходят где-то там, снаружи, не задевая скованный пеленой усталости разум, все еще находящийся под воздействием фуги ярости, наполненной туманом страсти и щедро покрытой пенкой кроваво алого наслаждения…
Шелест волн и это убаюкивающее покачивание, полоски солнечного света медленно крадущиеся по доскам настила, то тут то там отражаясь в темных влажных зеркалах начинающей сворачиваться крови… Неудержимая дрожь сбитых пальцев находящаяся за гранью сознания, за гранью ощущений боль истерзанного тела…
Спокойствие…
Четырьмя часами ранее…
Мягкие тона контрабандного ямайского рома, как будто пропитанного самим солнцем, переливались в гранях широкого бокала, маня своими бликами и обещая принести за собой тот самый неуловимый оттенок безумия и бесшабашного веселья свойственный любому из подпольных кабаков еще со времен сухого закона и гангстерского беспредела тридцатых годов.
Точнее как раз тогда, в дыму сигарет и пронзительных звуков джаза и родилась та самая атмосфера с тех пор кочующая из одного притона порока в другой. Беззвучно и неуловимо совершая свой победоносный марш по планете. Растворяясь в географических и политических реалиях и порой создавая вот такие вот оазисы вседозволенности, в которых не было места ни английской чопорности, ни американской политкорректности. Места, в которых жизнь ценилась не дороже стакана солодового виски или местного пальмового самогона. Где можно было без опасений суда и жадного воронья адвокатов называть негра — негром и где, за в разы более легкое высказывание или просто косой взгляд, можно схлопотать пару унций горячего свинца в череп или полфута холодной стали в сердце…
Портовый бар, наполненный шлюхами, жуликами и убийцами всех мастей. Настоящий притон вседозволенности, порока и того специфического безбашенного веселья, которое подобно яду заражает собой лишь раз вкусившего его. Заражает для того чтобы до конца дней мучить ощущением подлинной ничем не разбавленной свободы…
— Ну как тебе? — стараясь перекричать сквозь грохот музыки сестра Анна залихватски опрокинула остатки рома и повернувшись к бармену многозначительно постучала по краю бокала ухоженным, покрытым блестящим отполированным лаком ноготком. После чего наклонилась за барной стойкой поближе к уху собеседницы и добавила: — Это еще что! Сейчас тут немного развеемся и рванем на Карапаибо. Это такой островок на выходе из гавани — там совершенно чудесный ресторанчик. — не глядя подхватив уже наполненный барменом бокал монашка опять прокричала — Запомни подруга, черепаховое мясо в этих краях нормально готовят только там и нигде больше!